Вернуть на круги своя - Страница 62

— Ну, я тут только мешать буду. Пойду, день на дворе, негоже дела оставлять, — прогудел он, начиная пятиться к двери.

— Ку-уда?! А кто Вита перетащит? Я, что ли? — уперев руки в боки, мокошева ведунья требовательно уставилась на мужа.

— Да ладно, ладно. Что ж я, не понимаю, что ли? — тут же вздохнул Антон.

— Ну, сущий медведь. Такой же ленивый и хитрый, — пожаловалась мне Ольга, на что ее муж только весело фыркнул.

— Ночью, ты меня не из-за того медведем звала, — усмехаясь в усы, прогудел Антон.

— Это да, уж прижмешь, так прижмешь, — почти мечтательно протянула женщина, но тут же покраснела и вновь дотянулась до мужа мокрым полотенцем. — Тьфу на тебя, охальник! Эй, девки, вы что, заснули там, что ли?!

Нет, не уснули. Влетели в горницу заполошной стайкой, нагруженные какой-то посудой, свечками, и еще черт знает чем. На выскобленный до белизны стол, с легким хлопком, легла расшитая красными узорам льняная скатерть, явно не праздничного, а ритуального толка… и я, неожиданно для самого себя заинтересовался предстоящим действом. Вообще, использование вот таких предметов, в естествознании почти не встречается, а в старых школах, секретами их создания и ритуалами, в которых применяются такие вещи, знатоки делятся крайне неохотно…

— Что, глазки засияли? А вот не будет тебе секретов, — усмехнулась Ольга, заметив мой интерес, и пояснила. — Не от скаредности, Витушка, не думай. Просто не про вас, мужчин, такая вот наука. Неужто, Заряна не говорила?

— Говорила, — вздохнул я, морщась от накатывающей боли.

— Вот и ладно. А пока, поспи, болезный, поспи, — теплая сухая ладошка ведуньи легла мне на лоб и я еще успел услышать, как она просит мужа перетащить меня на стол, а потом… уснул, как младенец. При всех моих щитах!

Проснулся уже вечером, отдохнувшим и… здоровым, все на той же лежанке. Удивленно покрутил головой и, поняв, что она и не думает напоминать о контузии, собрался уже выбраться из-под медвежьей полости, чтобы спуститься на грешную землю и найти в печи что-нибудь съедобное, но тут услышал разговор хозяев дома и решил повременить с вылазкой за провиантом.

— Ты утреннюю газету видала, Олюшка? — тихий гудеж Антона, чем-то напомнил жужжание пчелиного роя… очень большого роя.

— Когда? Сам же видел, по дому полдня возилась. А тут еще и лечение Вита… — вздохнула его жена.

— От. А я, пока подмастерья кузницу готовили, прочел. М-да, — звякнул ложкой о чугун, Антон и, прошелестев бумагой, договорил. — Вот, взгляни сама.

— Антоша, мы за столом. Убери этот листок. Вечером почитаю, — недовольно проговорила Ольга, но…

— Нет. Лучше, прочти сейчас. Это важно, — в голосе кузнеца добавилось стали и жена со вздохом, отложила в сторону ложку. По крайней мере, именно так я определил этот стук. Затем зашелестели листы газеты.

— Ох!

— Прочла? — глухо спросил Антон.

— Да… Теперь понятно… — тихонько вздохнув, заметила Ольга, и осеклась. — Антоша, что ж нам делать-то?

— А что? В порядок его приводить. Ежели там у него и жена и дети были, то, сама понимаешь…

— Тошенька… — каким-то придушенным голосом, вдруг выдавила Ольга. — А я ведь, когда его лечила, ничего не нашла.

— То есть? — не понял кузнец.

— Ну, что же ты… А хотя, да. Тебе-то откуда знать… — проговорила ведунья и принялась за пояснения. — Когда муж и жена, словно две половинки, связаны, уход за Кромку любого из них, для второго страшной и очень долгой болью оборачивается, телесной и душевной. И если с телесной болью справиться еще можно, то сердечную унять нельзя никак. Ждать надо, пока сама пройдет… Лет через пять.

— И?

— Так вот, боль телесная у князя… ну ты сам видал утречком, а вот душевной боли нет и в помине. Только тоска дикая… — голос Ольги становился все тише и тише.

— Мать, раз уж начала, то договаривай, — рокотнул кузнец. — Что значит, должно быть, но нету? Объяснить можешь?

— Могу… Вот только тебе это не понравится. Да и мне, если уж на то пошло… — голос Ольги стал сухим и надтреснутым. — Тоска эта… ожидание. Понимаешь, медведушко? Он ждет встречи с ними. Скорой встречи. Потому и боли нет.

— М-маать! Да ты что говоришь! — загрохотала лавка, затопали сапожищи сорок последнего размера, с гулом впечатываясь в толстенные доски пола. — Сам за Кромку?

— А ну сядь! Гостя разбудишь, — зашипела Ольга.

Вот так беседа… Я плюнул на все и, демонстративно, в голос зевнув, принял сидячее положние.

— Доброго вечера, хозяева, — спрыгнув на пол, я прошлепал босыми ногами по широким теплым доскам и, не стесняясь своего полуголого вида, кивнул застывшему посреди горницы Антону и сидящей за столом, нервно скатывающей в комок газету, Ольге. — Простите за наглость, но… поесть у вас найдется? А то в животе, кишка кишке бьет по башке.

Хозяйка дома, тут же заохав, подхватилась, и принялась доставлять на стол блюда. Антон, смущенно покосившись на меня, поправил откинутую им в порыве, лавку и, усевшись, хлопнул по ней ладонью.

— Садись, Вит. Поснедаем, как дед мой говаривал. Ложку-то, не потерял? — в ответ, я растянул губы в улыбке и, мысленно оглядевшись, подманил к себе до сих пор сохранявший мой ментальный след, липовый столовый прибор. Ложка вылетев откуда-то с лежанки, оказалась в моей руке. Старательно обтерев ее полой нательной рубахи, кладу ее рядом с собой. Антон фыркает и косится на меня. Да-да, я знаю, что все сделал правильно… и нечего так на меня смотреть. Я вовсе не собираюсь "идти за Кромку" прямо сейчас.

— А где все? — наевшись все того же борща, с серым, но мягким и теплым, одуряюще пахнущим хлебом, я отвалился от стола и, поблагодарив хозяев за угощение, наконец, задал вопрос, который беспокоил меня с того момента, как я проснулся.